«Черданцев спросил: «У тебя были покровители? Нельзя лезть в эти темы». Из гонзо-журналиста – в боссы клуба с бюджетом в 60 млн

Военный городок, подкуп судей, бан от «Матч ТВ» за щелбан. 

Дмитрий Егоров – один из ярчайших спортивных журналистов 2010-х. Снимал видео беспорядков на Манежке, показал, как окружение Николая Толстых слило президента РФС в 2015-м, гулял в футболке «Спартака» перед разъяренными фанатами в Греции и на спор в мороз бегал в трусах вокруг «Открытие Арены».

После того как Егорову в 2021-м сожгли машину (возможно, из-за текстов про «Спартак»), он ушел из журналистики. Сейчас он основатель и босс одного из главных клубов Медиалиги – «БроукБойз». Команды, которая играет в цветах флагов России и Российской империи, а зимой выйдет на Кубке ФНЛ против «Енисея» Андрея Тихонова и «Спартака-2» Дмитрия Комбарова.

Мы поговорили с Егоровым о пути из военного городка до строительства клуба с годовым бюджетом в 60 миллионов рублей. Главное:

● Игра с Хлестовым («хрясь – баночка пива открылась») и как покупали судей.

● «Вся кровать в крови, в кости дыры. Заплакал от безысходности». Футбол после четырех крестов.

● Работа на Манежке в 2010-м, репортаж про игровые автоматы в 16 лет и конфликт с фанатами ПАОК.

● Прозвище «Газпром» от старших, сожженная машина после титула-2017.

● Бан на «Матч ТВ» за щелбан после спора о «Зените» и походы на «Есть тема»

● «Черчесов дал ценный совет». Внутряки медийного топ-клуба: деньги, форма в имперских цветах и феномен Медиалиги.

● Хайп медиафутбола: зачем нужны постановы и ор?

● «Идешь за хлебом, а по дороге кортеж с автоматчиками везет Обаму». Детство в военном городке и другой Барвихе.

● «Давно пора стереть в себе русофобов». Зачем Егоров пишет про политику в своем телеграм-канале. И пойдет ли он в политику?

Как заряжали судей (а потом бухали с ними), боязнь отчима и гениальная история про Хлестова

– Ты мог стать футболистом?

– Шансов было очень мало. Не знаю, как получилось вообще, что в спорт пошел. Отчим – композитор. Ставил балеты, аранжировал альбом «ПММЛ» Земфире* (признана иностранным агентом – Sports.ru). Мама – преподаватель в университете, дедушка – хоть и служил – достаточно творческий человек. Если сейчас дома спрошу, кто такой Головин, никто не ответит. 

Наверное, это был способ социализироваться. А что еще делать в 90-е? Денег нет, есть только улица. Маме в университете задерживали зарплату, которая и так была копеечной. Ночью она дежурила нянечкой в детском саду, чтобы дома была еда. Кто помнит Тураковские пельмени с заменителем мяса и куриные ножки размером с ноги собачьи – поймет.

Один местный функционер звал в ЦСКА (лет в 10), но меня пугала жизнь в интернате, а возить на тренировки меня было некому. С первого класса пошел в музыкалку и Одинцовский лицей, который считался лучшей школой Москвы и Подмосковья: 50 процентов – всякие богатые чуваки, а 50 процентов – те, кто попал через экзамены. Это была мамина идея фикс: с 5 лет водила на подготовку.

Нужно трезво себя оценивать. Если в какой-то момент я без школы стал лучшим бомбардиром КФК (34 гола в 34 турах. – Sports.ru), наверное, это мой потолок.

– Ты тогда играл под фамилией Турсунов. Почему?

– Это фамилия отчима. Он появился, когда мне 5 лет было. И отношения получились сложные. Он закончил Московскую консерваторию, потом в юном возрасте был главным звукорежиссером киностудии Таджикфильм. Очень серьезная должность. Но там началась война, а в России – революция. Он писал весь набор классической музыки, вплоть до балетов, но в 90-е это никому не было нужно. Выпускники консерватории книгами торговали на улицах и играли в ресторанах. Из-за этого пили по-черному, отчим не исключение.

Понимаю, все от несправедливости, нереализованности: тебе тошно жить, вроде ты – гений, а по телику всякое говно в ноты не попадает. Жертвой гнева кто становится? Семья. Ну и, как чужой сын, я. Вплоть до того, что однажды он пошел меня 12-летнего убивать. С тех пор спал с открученной ножкой табуретки под кроватью. 

– Как сейчас с отчимом?

– Время изменилось. С тех пор он и крупный балет написал, который в разных странах ставили. Гнев ушел. Со своей стороны я поменял фамилию обратно, взял отчество деда. Но в остальном – простил. Сейчас хочу помочь ему оперу поставить. Надеюсь, найду выходы. Материал там уникальный, но без связей в мире классической музыки – никуда. Мне бы как-то до Игоря Матвиенко дойти.

Ну что, мне теперь всю жизнь дуться, мстить за детские страдания? Такая судьба была, такое время. Младшего брата они с мамой воспитали прекрасно. Человек всероссийские Олимпиады брал, арабский выучил, в посольстве одной из стран работает.

– Что такое КФК в то время?

– Мощь. Хорошие стадионы, болельщики, деньги. Нам городской университет давал большой автобус – с люком, холодильником. Поиграли, достали пива – несешься где-то в лесу, куришь в люк, живешь.

В зоне Москвы – лет 16 мне было – платили 1200 рублей в месяц и 1000 за победу. Выходило около пятерки – в 2003-2004 годы на нее спокойно можно месяц жить. Чуть позже в зоне Область стали платить 3+3, в месяц было 8 игр, поднимали до 30 тысяч.

Единственное, в один сезон нам сказали: «Сдаем по 500 рублей на судей. Заряжаем». Реально было стыдно. Играем, по-моему, с «Метеор-Сатурном» – и они забивают чистейший гол, а судья поднимает офсайд. Подумал: «Блин, какое же дерьмо». Или когда тебе перед заменой говорят: «Врывайся и падай. Поставит». Главный судья, условно, получал пять тысяч отката, ассистенты и резервные – еще по три. И все абсолютно это знали. С этими же судьями бухали после матчей. Причем, если на следующий год не заносишь, тебя начинают убивать. Теперь смешно читать интервью судей, когда они говорят: «Да чтобы в России брали? Никогда». 

Но главная проблема тех времен – не было интернета. Люди вообще не знали, что делать в плане подготовки, тренировок, бухла. Каждую среду и субботу после выезда – водка и пиво. Потом в городе еще догоняешься. Ты же в коллективе, начинаешь участвовать. Много здоровья люди потратили. 

– В Одинцово ты играл вместе со спартаковской легендой Дмитрием Хлестовым. 

– Это уже после вторых крестов. Хлестов, Головской (экс-«Спартак», «Динамо» в 90-х и начале 00-х. – Sports.ru), на фланге выходил Максим Усанов, который только приехал из «Торонто», где пересекся с Жулио Сезаром. Месяц назад он играл с вратарем сборной Бразилии, а потом – со мной на одном фланге. Но меня надолго не хватило – забил за пять матчей пять голов и словил еще один крест на ровном месте.

Хлестов, конечно, интересный мужик. Только матч заканчивается, сразу слышишь: хрясь – баночка пива открылась. Человек реально до сих пор кайфует. Приезжает хрен пойми куда, никогда бутсы не моет, прям с налипшими кусками грязи играет в футбол с молодыми, пенделей им отвешивает, копеечку зарабатывает, пивко пьет и довольный едет домой. Идиллия. 

С ним тогда папа постоянно ездил, с которым мы сразу задружились. Когда я после травмы только начинал играть, он все время подсказывал мне: «Вот знаешь, как я своего учил? Он ногу сломал в двух местах. Три месяца восстанавливался и что-то поникший ходил, боялся. Но я-то смотрю на него – уже готов играть. Мы на даче были, говорю: «Подойди сюда и глаза закрой, сюрприз». Он закрыл, а я ему кирзовым ботинком по больной ноге как ##### (ударил). Кричит, искры из глаз. Смотрит на меня: «Ну что, сломалась нога?». – «Нет». – «Боишься еще?». – «Теперь не боюсь». 

Такое воспитание у людей было. 

«Вся кровать в крови. Боль дикая, в кости дыры. Заплакал от безысходности». Егоров вернулся в футбол после четырех «крестов»

– Сколько раз ты рвал кресты?

– Четыре. Третий раз был как раз в команде с Хлестовым. После них очень долго не играл, а потом вернулся и стал лучшим бомбардиром Северо-Западной лиги ЛФЛ – это 8 на 8. Такое себе достижение – в конкурентах максимум футболисты ФНЛ-2, но для меня тот сезон как фильм. Тренировался сам по 2 раза в день, не тусовался до игр, готовился. Хотел себе доказать, что даже третьи кресты – не приговор. Четвертый раз влетел уже за «Амкал». 

Новые болты, на которые крепится связка, в колено некуда ставить. Пришлось сначала делать операцию, чтобы достать старые болты. Никакой резьбы спустя годы нет, естественно, их надо как-то выкорчевывать. Покрошить в каких-то местах кость – и этой стружкой заполнить образовавшиеся каналы. Подождать год, пока они зарастут – потом делать еще одну операцию, чтобы вкрутить новые болты. 

Каждая операция ведет к тому, что от хряща ничего не остается. Просто голая кость. Например, бегать по прямой не могу до сих пор, даже в режиме легкой пробежки. Потому что монотонная нагрузка на одни и те же участки костей. Все начинает болеть, кость трется о кость, отек. В этом плане даже в футбол побегать легче, там разная нагрузка на хрящ. 

– Вторая операция тоже должна была быть в Италии – в клинике «Вилла Стюарт». Но закрыли границы в 2022-м?

– Можно было проскочить, но, во-первых, это стоило бы еще 1 миллион рублей к 500 тысячам за первую операцию, во-вторых, не сказать, что после Италии был в грандиозном восторге. Чтобы поездка в «Вилла Стюарт» имела смысл, нужно быть прям богатым. Оплатить дополнительные дни в клинике, месяц жизни в Италии, ежедневные процедуры на модных тренажерах. Италия – для суперпрофиков, которым нужно супервосстановление, которые готовы за это платить и целенаправленно заниматься только ногой. 

– А что конкретно не так в Италии?

– Там культура медицины другая. В России к пациентам даже внимательнее относятся. А там меня поразило: к тебе приходят делать, условно, наркоз или брать анализ крови – без перчаток. Как так? Или зовешь медсестру после операции, потому что нога лежит на резиновой подушечке, пятка очень затекла. Пытаешься ей это объяснить, а она тупо не знает английского. Ну, у вас такая клиника дорогая, вы должны знать все языки. И медсестра вместо помощи просто нажимает на кнопку морфия, чтобы ты вырубился и не доставал. 

На следующее утро говорят: «Ищи отель. Выписка». А я вообще ходить не могу. Один в Италии, в чужой стране – не понимаю, что делать и как. Ты не можешь ни вверх по лестнице подняться, ни вниз. А еще сумки. И вот лежу в отеле – вся кровать в крови. Колбасит, отхожу от наркоза, боль дикая, а ты ни обезболить, ни охладить, ни ходить не можешь, потому что тупо дыры в кости. Заплакал от безысходности. 

Потом у меня разошелся шов, а через три часа вылет. Звоню в клинику: «Вся нога в крови» – «Ну окей, приезжайте». Приехал, меня посадили на кушетку, пару швов наложили наживую – и все, говорят, нормально. Чудом успел на рейс – просто зашел внутрь, положил сумку, сел и начал орать охраннику: «Help, help». Слава богу, человек на стойке регистрации «Аэрофлота» меня узнал. Рейс задержали минут на 15, пока сотрудник аэропорта вез на каталке. 

Потом писал в клинику: «Что мне делать?» – «Ничего не надо делать. Главное – кровь не выкачивайте, чтобы сустав с костной стружкой обрабатывался и запекался». То есть у них такая технология: «Мы сделали шикарную операцию, а дальше иди в сад. Не парь ни себя, ни нас». А русскому человеку хочется позвонить, спросить, как лучше. Ну мы привыкли так. 

– Вторую операцию в Москве делал?

– Да, у [Евгения] Гончарова – он топ. Восстановление прекрасно прошло – через пять дней ходил без палки по дому, через месяц поехал в командировку. 

Думаю, Гончаров тоже доволен. Месяца через три к нему приезжал, он делал какие-то процедуры – и вдруг обнял меня. Я понял, для него это тоже эксперимент – четвертый крест. Непонятно, как вообще это может закончиться, но спустя год три матча в ЛФЛ сыграл. В ситуации, когда мало кто верил, что я еще хоть где-то сыграю. 

– Во сколько лечение обошлось? 

– В Италии потратил бы 15 тысяч долларов. Если бы обе операции делал в России – 300 тысяч рублей. Но лечение в такой ситуации – бесконечное, как и траты. Другое дело, что я сам себе реабилитолог. Плюс дружу с лучшим спортивным доктором России Эдуардом Безугловым. Человек и наукой занимается, и книги пишет, и изобретает. Это другой уровень. После общения с ним сам уже могу лечить. 

– Зачем ты хочешь вернуться в футбол? Если есть риск не только новой травмы, но и вообще замены сустава. 

– Замена сустава будет в любом случае – никакой разницы нет. Наоборот, если сидеть на диване с лишним весом и не нагружать ногу, будет хуже. Считаю, пока можешь жить полноценно, нужно стараться это делать. Зачем себя в чем-то ограничивать? У меня вот в соседний дом беспилотник угодил в июне, прям в окно людям залетел. Чего тут зарекаться? 

Ну, придет время, когда нужно будет менять сустав. Конечно, желательно, чтобы это было попозже. Может, к тому времени в медицине что-то придумают. Есть ведь теннисист Энди Маррей – ему заменили тазобедренный сустав. Тоже неприятная вещь. Все думали, он закончит карьеру, а Маррей в своем уже достаточно преклонном возрасте играет. Не сказать, что вторую молодость переживает, но вполне сносно смотрится в матчах с представителями топ-10. Хотя все думали, что ему конец полный. А он двигается, играет и, я думаю, счастлив.

Путь в гонзо-журналистике: репортаж про игровые автоматы в 16 лет, работа на Манежке в 2010-м и конфликт с фанатами ПАОК

 – Когда у тебя появилось желание писать тексты? 

– Классе в девятом, наверное. Мама спрашивала, кем я хочу быть. Ответил: «Спортивным журналистом». С детства покупал «Спорт-Экспресс» – даже когда гостил у бабушки, ездил из военного городка на станцию Кубинка за газетой. 

Чтением увлекли родители. Помимо того, что давали в школе, постоянно добавляли: «Вот книга, вот еще книга». Мне кажется, «Мастера и Маргариту» уже классе в шестом прочитал. В 9-м – Лимонова. «Войну и мир» осилил задолго до того, как они появились в школьной программе. У меня тогда два любимых писателя было – Достоевский и Гессе. 

Нас всех формирует семья. Не я же сам пошел в музыкальную школу, не я сам брал книги. В этом плане у меня была слишком благодатная среда. Здесь вопрос, наверное, скорее нужно задавать: «Какое я отношение имею к футболу?» 

– При этом ты фанат рэпера Бабангиды, антипода и антагониста Оксимирона* (признан иностранным агентом) из 2000-х. Чем он тебя зацепил?

– Знаешь, бывают гангстарэперы, заумные рэперы, а Бабангида – хмурая смесь Пелевина и Летова в хип-хопе. Поиск смысла существования с элементами сарказма и самоиронии, но в декорациях Калининграда. Оксимирон* – это знайка с первой парты. Бездушный алгоритм по рифмованию умных слов. Вот Достоевский много заумных слов и оборотов использовал? Нет, он копался в человеческих характерах, но делал это так доступно и завораживающе. А Оксимирон* выпендривается перед вами и перед самим собой – в нем нет жизни.

Как-то позже, когда Бабангида перестал выпускать треки и пропал, поехал к его дому. Совместил с командировкой в Калининград на сборную. На форуме он оставлял свой адрес, в переписке. Типа: «Приезжай сюда, улица Земельная, 13». 

Погулял вокруг, поговорил с людьми. Реально все как в треках: общага напротив, футбольная площадка, в пяти минутах верхнее и нижнее озеро. Видно, где он гулял и писал треки. Спрашивал у соседей: «А знаете такого, Бакулина?» «Пролетарии они», – говорили мне как-то с отвращением. Решил не лезть туда, где может разрушиться мое детское почтение – и ушел. 

– Как ты попал в журналистику? 

– Для поступления в университет нужно было отослать материалы на творческий конкурс. Мне 16. В газете «Одинцовская неделя. Новые рубежи» работали знакомые. Сказали: «Пусть попробует репортаж. Поставим – типа школьники пишут». 

Мы тогда с пацанами куролесили знатно: прогуливали школу, пивко пили, ходили играть в аппараты. Они везде появлялись – вчера еще был магазин, сегодня игровой зал. Где-то детей пускали, где-то нет, где-то требовали процент с выигрыша, иначе не отдавали деньги. В один момент ситуация прям стремная стала: пацаны влезали в долги, вообще переставали учиться.

Решил пройтись по всем залам и собрать полные данные: где пускают, какие деньги нужно отстегнуть, сколько люди примерно проигрывают. Узнавал все из разговоров. 

В то время по телику крутили рекламу «Выходи во двор, поиграем». Так и назвал статью, только через многоточие – в «игровые автоматы». Статью даже на конкурс отправили. 

Потом сказали: «Нужен радиорепортаж». У бабушки в Кубинка-10 работали две конкурирующие фирмы маршруток – 22 и 63. Они реально чуть ли не дрались за людей. Одни забирали на остановке, другие парковались прям у перехода на станции – постоянные рубки. Взял диктофон, пообщался с водителями, они мне весь компромат друг на друга слили. Тоже зашло.

Последнее, что сделал до универа – интервью с дедушкой-поэтом Кимом Таранцом. Ветераном ВОВ с осколочным ранением ноги. Полтора часа говорили о войне и стихах, а в конце о том, что ему 15 лет не могли выдать обещанную квартиру. Сделал заголовок через это. В итоге меня назвали борзописцем, собирающим сплетни. На этом сотрудничество с «Новыми рубежами» закончилось. Но минимум из трех публикаций уже был. 

– А во времена универа где работал?

– Друг проходил практику на Карачаровском механическом заводе. Закорешились с пиар-отделом – им был нужен тот, кто писал бы газету завода. Несколько месяцев в одну харю делал 8 полос. Соорудили на входе скворечник, где люди оставляли письма гендиректору. Потом публиковали ответы. Получал 25 тысяч + 25 за футбол на КФК – почти 2 000 долларов в 18 лет.

Но там был ад на самом деле – жуткие пиар-акции. Естественно, на них экономили. Привозишь стиральную машинку – не автоматическую, а механическую. И даришь ее, ##### (блин), человеку без руки. Чтобы сфотографировать, написать, какой ######## (прекрасный) день был. 

Поработал так, а потом очень некрасиво поступил. Нам с товарищем премию не выплатили на день рождения завода – руководители распределили ее между собой. Тогда «Зенит» взял чемпионство и была популярна кричалка, прошу прощения: «Оле-оле-оле-оле, Боярский в сперме и говне». Ну вот я и сделал плакат на ватмане А1 с этой кричалкой, только вписал туда фамилию руководителя – и повесил на стене. Утром по собственному написал. 

– Как в карьере возник «Советский спорт»? 

– Работал администратором на «России». Таскал воду для кулера, из которого Стогниенко с Губерниевым пили. Пытался протиснуться, мы даже первую программу «Биатлон с Дмитрием Губерниевым» запускали, помогал как ассистент режиссера. Но потом понял, что всем насрать абсолютно. Твоя задача – носить воду, и ничего кроме. На тебя смотрят как на кусок говна, инициатива вообще не поощрялась. Если проявил больше инициативы, значит, меньше воды принес. Ну и я уволился. Тогда зарплата на КФК стала больше, чем на этой работе. 

Когда дописал диплом, через HeadHunter рассылал всякую хрень в различные пиар-отделы. Увидел вакансию в «Советском спорте». Слава богу, на собеседовании был непрофильный руководитель, которому наврал, что знаком с комментаторами, программы делал. Мне сказали: «У нас есть видеоотдел. Сейчас его посещает 10 тысяч в месяц. Cделаешь 50 тысяч – возьмем на работу». 

– Сколько сделал? 

– 400 тысяч. Это было просто. Сергей Егоров уже начал делать программы с Бубновым и Ловчевым. Там контента масса, они просто видео называли «Конференция с Бубновым» – и заливали. Без каких-то попыток завлечь. А по факту это был гениальный стриминг: к Бубнову приносили всякие чучела пранкеров, он звонил и орал на Карпина, приходили какие-то жены футболистов. 

Я отсматривал программу, нарезал на 15 частей с яркими фразами по несколько минут и делал галерею с красивым заголовком. В самый удачный месяц трафик видеоотдела составлял 34% от всего сайта. Так я задержался в «Советском спорте», а потом на планерке сказал Коцу (главному редактору), что статья про фанатов – говно. «Окей, напиши ты». Ну, я и написал – и начал работать как автор.  

– Ты был таким гонзо-журналистом. Было когда-нибудь страшно?

– Нет. Фанатские драки серьезными уже не были. Шли 20 секунд, до разгона полицией.

Ну, может, единственное – митинг на Манежке и вообще ситуация после убийства Егора Свиридова [в 2010-м]. Бутылки летели над головами, митингующие искали кавказцев, гонялись за ними. Я только устроился в «Советский спорт», меня отправили снимать. Набрал видео, как кого-то бьют, как пытаются из-под скорой достать человека.

Я тогда был подписан на все фанатские паблики и знал, где будет сбор после того, как убийц Свиридова то ли отпустили, то ли позволили сбежать. Когда фанаты перекрыли Ленинградку – там была только камера «Совспорта». Потом эту запись на все каналы отдавали – Первый, «Россия», НТВ. И меня в штат зачислили.

– А самый тяжелый репортаж?

– Поездка на панихиду после трагедии в Ярославле (крушение самолета с хоккеистами «Локомотива» в 2011-м – Sports.ru). Десятки гробов, у каждого – семьи. И мне нужно отвлекать жен от умерших мужей, подходить с камерой и задавать вопросы. Звонили из редакции и кричали: «Фильм, нам нужен фильм!» Не сольешься. Но это школа «Советского спорта». Твоя работа – фиксировать. Значит, отключи рефлексию – и фиксируй. Либо уходи и охай с другой стороны экрана.

– В Греции перед матчем ЛЧ ПАОК – «Спартак» ты на себе проверял: можно ли ходить в спартаковской майке по городу. 

– Решил провести эксперимент, но сразу подошли местные: «Лучше так не делай. Иначе можешь ног не унести». На следующий день греки ходили и обыскивали сумки, угрожали. Втащили журналисту «Матч ТВ». Полиции было абсолютно наплевать. Даже сложно представить, какой международный скандал бы разгорелся, если что-то подобное произошло бы в России. 

Ну что делать, мы всегда гости, понимаешь? Не задаем тренды, а лишь пытаемся вписаться в чужой уклад. Россия никакого влияния на международные организации не имела – мы только исполняли и хотели всем понравиться. 

– Ты бегал в трусах вокруг «Открытие Арены» на спор, красил волосы в желтый цвет. Не переживал, что это скажется на восприятии тебя как журналиста?

– Сейчас вот Василий Уткин покрасил волосы – и ничего с ним не случилось. Или возьмем Сальвадора Дали – что он с собой только не делал. Удивляет, что к этому так серьезно относимся. 

Я довольно долго к тому моменту работал и уже был в кризисе. Одни и те же матчи, лица, тексты, проблемы, о которых ты пишешь и на которые твоя писанина никак вообще не влияет. В российском футболе журналистика вообще ни на что не влияет. Только обслуживает чиновников, агентов, бизнесменов. 

Ну и тогда я проспорил покраску волос. Проспорил голый забег зимой. Простой хайп и попытка как-то оживиться, добавить интереса. Да и что плохого в забеге в трусах? Тем более зимой. Закалился, сделал эксперимент, связанный со здоровым образом жизни. Может, станет скучно, еще что-то учудю.

Егоров – фанат «Спартака»: безумные выезды в Ярославль, прозвище «Газпром», сожженная машина после титула-2017

– Ты фанат «Спартака». Как им заболел?

– А как болеть за ЦСКА, если даже не видишь, как они играют? «Спартак» постоянно показывали по ТВ. Мне форма очень нравилась – с «Уренгойгазпром» на груди. Бабушка с подружкой срисовывали ее красными карандашами на белой майке – с фамилией «Кечинов». Носил, пока надписи окончательно не стерлись. Старшие из-за этого дали кличку «Газпром». 

Плюс Олег Романцев – творческая персона, необычная, лирический герой. «Евгения Онегина» наизусть читал. Потом смотришь, как Кечинов финты закладывает, Тихонов. Ну и все, ты болеешь за «Спартак», как и все пацаны во дворе. 

Конечно, нынешний «Спартак» к тому, за который мы начинали болеть, никакого отношения не имеет. Осталась только часть прежнего ромба, и все. Тогда была идеология – народная команда, интеллигенция. Сейчас никакой идеи в «Спартаке» не вижу. Потому что там ее нет. 

– Самый безумный выезд в качестве фаната?

– Ярославль в 2005-м. 16 лет, ты, как дьявол, едешь в алкобасе часов 7, потом тебя гоняют дубинками по центру. Снег, лед, я надел белые чешки с лысой подошвой, как настоящий карлан. От полиции убегаешь, спотыкаешься, скользишь, рядом все лица в крови. Одни ищут проблем и создают их полиции и солдатам, а другие с удовольствием разминаются, фигачат дубинками.

Когда подбегали к стадиону, знаешь, как забирались? На трибунах сверху связывали шарфы, скидывали вниз – люди по стенам карабкались. Вокруг коридор из собак, лай. Тогда человек 500 с трибун спустились, матч прям на лицевой смотрели.

– Многие фанаты именно тебя обвиняли в развале чемпионского «Спартака»-2017. 

– Что я слил Карреру? 

– Ну да. 

– Слушай, как журналист, тем более в России, может вообще кого-то слить? Здесь процессы строятся так, что мнение СМИ вообще ни на что не влияет. Другой вопрос: с кем ты работаешь и как работаешь, суешь ли нос во всякие непопулярные темы или находишься на кормлении различных структур. Видимо, сам того не понимая, я куда-то неаккуратно залез и разворошил, раз вокруг меня стало появляться много странных историй. 

– Давай по порядку. Как развал «Спартака» выглядел для тебя?

– После чемпионства пошла дележка. Тренерский штаб делил премиальные. Руководство и агенты – трансферы. Игроки – место на поле. Журналисты – своих спикеров и потоки. В клубе было одно руководство официальное [Наиль Измайлов и Сергей Родионов], второе – с Марко Трабукки и Тимуром Гурцкая – теневое, но тоже принимающее решения. Началась смута. 

Если бы Федун продолжил концентрировать внимание на клубе, если бы не ушел Александр Жирков [из совета директоров], если бы произошла понятная централизация (в том числе со включением агентов в ряд официальных сотрудников клуба), то было бы понятно: кто решает по стратегии, трансферам, тренерам, игрокам. И тогда бы «Спартак» не развалился. А когда люди работают против друг друга – шансов нет. Это междоусобица. 

Как бы я сейчас поступил? Наверное, стоило задавать Федуну конкретные вопросы не через прессу, а когда он появлялся на матчах. Это был единственный способ связи. Зачем он устроил двоевластие, чего он хотел этим добиться. Абсолютно уверен: если бы Федун в 2017-м был вовлечен в дела клуба, он не допустил бы всего, что произошло. Но, видимо, он расслабился или устал – либо сконцентрировался на бизнесе. С моей стороны все выглядит так. 

– Ходила информация, что тогдашний вице-президент «Спартака» подарил тебе Mercedes. 

– Смотри: на ровном месте же такое не вбрасывается, правда? Любому участнику тех событий достаточно было палец о палец ударить, чтобы выяснить: машина куплена за 1,2 миллиона у сотрудника клиники Smart Recovery, моего друга и реабилитолога Никиты Бильдякова. Все это пробивалось в секунду. Как и тот факт, что я уже был ведущим журналистом «Чемпионата», сценаристом и ведущим программы «Нефутбольная страна» на Матч ТВ, вел программу «Едим спорт» на «Серебряном дожде» и после ОИ в Корее был подписан букмекерами. 

Заработать миллион рублей на четырех работах еще во время ЧМ – дело двух месяцев. Продал свою «Мазду», купил эту подержанную «С»-шку – и зачем-то доказывал, что я не слон. Смешно, но чем яростнее ты пытаешься доказать, что ни у кого никогда копейки не брал, ни с одним агентом дел не вел, тем мощнее это общественное: «О, он оправдывается, значит, реально взяточник». 

– Тебе сожгли машину после всей этой истории со «Спартаком». Людей, сделавших это, нашли. Почему не было заведено конкретных дел?

– Мы подписали мировую. Деньги вернули. Это представители крупного ЧОП. У них маленькие дети. Надеюсь, им больше не придется делать ничего подобного. 

– Кто был заказчиком?

– Я много всего писал. Недавно вот с Черданцевым случайно встретился. А мы с ним почти не знакомы. И он говорит: «У тебя покровители были? Ты вообще понимал, что так писать и лезть в эти темы у нас нельзя?» А я реально не понимал. Спорт же, всего лишь игра. А потом как понял. 

– Разочаровался в журналистике? 

– Во-первых, я и не очаровывался. Во-вторых, у меня все-таки не было Пулитцера, сверхсерьезных расследований, поворотных материалов. Я обычный ремесленник, который мог плюс-минус лучше и быстрее всех сделать статью и репортаж для ежедневной периодики. 

Приготовил – съели, приготовил – съели. И так каждый день, иногда по два раза в день. Конвейер. В тот момент мне надоело быть вечно недовольным журналистом. Хотелось самому что-то делать, а не только осуждать других. Благодаря медиафутболу такая возможность появляется. Но ради нее и существования клуба на своем ютубе приходится устраивать конвейер. 

Бан на «Матч ТВ» за щелбан и походы на «Есть тема»

– Ты пробовал себя на «Матч ТВ» с программой «Нефутбольная страна». Почему не продолжил развиваться на ТВ? 

– Хотелось бы у Натальи Билан [на тот момент главный продюсер «Матч ТВ»] узнать. Мне кажется, учитывая мой дебют, сильно-сильно ограниченный бюджет и отсутствие времени на подготовку – проект получился вполне удачным. Раз канал еще два года повторял серии. 

Фактически я тогда в начале июля получил сообщение: «Дим, придумай проект, чтобы вы с [Евгением] Савиным ездили по городам России». Через неделю защитил и название, и концепт, а еще через неделю мы начали снимать. 


– После ты на год пропал из эфиров.

– На канале работали молодые продюсеры, мои товарищи – Саша Назаров, Егор Погорелов. Они просили: «Димон, задолбала замшелость эта, дай огня на эфирах, как ты можешь». 

Перед игрой «Анжи» – «Зенит» ради полемики в эфире развил теорию, что «Зенит» приехал в Махачкалу с потухшими глазами и обязательно проиграет. Мне Дима Дерунец начал оппонировать. Я добавил интерактива: «Давай пари: если «Зенит» проиграет – бью тебе щелбан». «Зенит» в итоге сенсационно проиграл, а Дерунец уже уступил место Мише Меламеду. Мы возвращаемся в эфир: «Будешь отвечать за своего товарища?» – «Буду». Довольный бью щелбан, уходим на рекламу – и меня тут же с бледными лицами выводят из студии.

На следующий день ко мне на радио внезапно приезжает Билан: «Слушай, это мое решение. Пока ничего не снимаем, проекты на паузе, хочу тебя поберечь после вчерашнего эфира, потому что мало ли что». После этого я где-то год был в бане. Причем Билан параллельно писала: «Давай что-то свое сделаем, без канала». 

Тут два варианта: либо кому-то правда так не понравился щелбан в эфире, либо просто я бездарь, плохо работаю на камеру и меня слили. Пусть будет второе. 

– Зачем ты ходишь на «Есть Тема»?

– Во-первых, это единственный доступный формат, где меня по ТВ бабушка может видеть. Это чуть ли не главная причина, на самом деле. Вам трудно понять, но после смерти дедушки вообще сложно найти хоть что-то, чем ее можно порадовать. Почему-то у пожилых людей работает так, что им приятно, когда их внук выступает по ТВ. 

Во-вторых, просто очень нравится дискутировать на общественно-политические темы с депутатами, артистами, политологами и с теми, с кем в медиафутболе у меня нет шансов встретиться. Мне 35 лет, у меня есть определенные взгляды, позиция, жизненный опыт. Мне просто нравилось.

Критика меня не волнует. Для кого-то поход к Антону Анисимову [ведущий «Есть Темы»] – кринж. Для меня – другой взгляд был. У тебя есть эфирное время, ты можешь говорить на любые темы, которые тебя интересуют, поднимать вопросы, которые тебе важны. И, возможно, что-то решать. Если бы мне предложили ходить на «Есть тему» каждый день – я бы ходил. 

– Не кажется, что уровень дискуссий там низкий? 

– Бред полный. Повторюсь, туда приходили олимпийские чемпионы, политики, политологи, писатели. Качество дискуссии зависело от тебя. Если ты умный и тебе есть что сказать – приходи. Сейчас, я так понимаю, от варианта оппонирования на передаче уходят.  

– Один пример из эфира – твой спор с ведущим Антоном Анисимовым, когда на экране показали игрушки Лего, стилизованные под Азов* (террористическая организация, запрещенная на территории России). Ты справедливо сказал: «Мы вообще даже не знаем, это массовое производство или кто-то один сделал. Но сфотографировали, выставили. Все это осуждается и в Европе».

– И что, разве мне кто-то запретил оппонировать ведущему? Я и из студии уходил со скандалом с Антоном. Это основа любого телешоу – провокация и попытка поднять градус обсуждения до максимума. Как детям интересна яркая картинка, так взрослым – яркий конфликт. Все логично. 

Если ты смотрел программу, я же не занимаю оголтелую позицию. Мне дают время, я спорю. Все говорят о нехватке полярных мнений: так давайте уберем этот снобизм, придем на ТВ и сделаем конфликт ярким, поспорим. 

– Были выпуски, на которые не хотел идти? Например, про блогера Евгения Савина, где обсуждали грозящую ему уголовную ответственность?

– Смотри, я Савина не люблю. На мой взгляд, Женя – искренний парень, но внушаемый и безответственный в своих высказываниях. Однажды дело касалось меня и полностью не соответствовало истине, поэтому делаю вывод, что к другим материалам он относится так же. Но я же в процессе того эфира защищал Савина, правильно? Весь эфир защищал.

Но у меня ответный вопрос. А к Савину ходить не зашквар? Разве не он решил не выпускать интервью с простым мальчиком из Донецка из-за того, что вдруг выяснилось: отец пацана воевал на стороне ДНР? Все, мальчик второго сорта, не вписывается в повестку? Ну, давайте вообще разговаривать перестанем, сядем все на своих диванах, будем тихо друг друга ненавидеть и восхищаться собой красивыми. 

– В первом выпуске про Савина – без тебя, еще в апреле 2022 года – вообще все эксперты были против него. Это норм?

– Так никто не приходил, когда звали. В этом проблема. 

Был выпуск про интервью Дарьи Касаткиной, где она призналась, что меняет гражданство. Ее распинали за это. Туда же звали Софью Тартакову [теннисный комментатор], Витю Кравченко [блогер], еще кого-то. 

Но Кравченко отказался идти: «Не буду шквариться». А смысл? Придите и разнесите фактами этого Султана Хамзаева, если сможете. Добавьте еще одного гостя с вашей стороны – и в эфире центрального канала будете в большинстве. Донесете до зрителей центральных каналов свою позицию. Раньше так можно было, повторю. Сейчас, как мне кажется, от того варианта обмена мнениями передача отходит, в том числе потому, что мнение некому отстаивать. 

– Сколько платят за походы на «Есть Тему»? 

– На съемках медиафутбольных шоу гостям платят больше, иногда в разы. На «Есть теме» максимально умеренный гонорар. Меня правда удивляет: почему в России человек может мне предъявить за то, что я просто хожу на программу «Есть тема»? Но если отвечаю на претензии и предлагаю поговорить о политике открыто, начинается прям очень серьезная обида. Якобы ты такими предложениями подставляешь человека. Меня это удивляет. 

– Но ведь это не выдуманные риски. Так не считаешь?

– Если не хочешь обсуждать политику – не обсуждай вообще. Все просто. Избегай темы.

«Черчесов дал ценный совет». Внутряки медийного топ-клуба: деньги, форма в имперских цветах и феномен Медиалиги

– Как появились «Броуки»? 

– Однажды позвали сыграть за сборную журналистов [против «Амкала»]. Пришел, понравилось. Оказалось, эти матчи еще и кто-то смотрит. Стал следить. Было прикольно, что пацаны собирают стадионы, общение завязалось. В какой-то момент они стали искать медийных персонажей, которые играют в футбол. Так попал в «Амкал». 

Поначалу даже не рассматривал как площадку для контента. Просто нравилось тусоваться, играть в футбол, кривляться в роликах других людей. Когда получил четвертые кресты, встретился с Николаем Осиповым [глава и создатель Медиалиги]. Он рассказал о своем проекте. 

Казалось поначалу: просто веселая херня. Перестал так думать, когда мы встретились с Колей на стадионе «Торпедо» имени Эдуарда Стрельцова, где отрезали кресла, чтобы перенести их на стадион «Луч». Тогда поверил: может, и не херня. 

«Амкал» отказался играть в первом сезоне Медиалиги – и им нужна была еще одна команда. Я позвонил Райзену: «Давай соберем». Он и придумал название Broke Boys. Писали и звонили всем, кого знали. Команда сформировалась буквально за две недели. 

Поехали к букмекерам, показали проект – нам выдали деньги. Даже не на зарплаты игрокам – их не было в первом сезоне, а на аренду стадиона, оборудования, операторов. KPI – просмотры, подписчики, не футбол. Деньги мы платили только гениальному футболисту Сереже Давыдову – 5 тысяч за приезд + еще 5 за победу. Как-то собрали 100 тысяч на стриме, чтобы он ездил на тренировки. 

После первого сезона подписали полноценный контракт с букмекерами и полтора года просуществовали. Построили команду уровня лидера Второй лиги зоны А с задачами под выход в ФНЛ. Нашли сильного тренера Игоря Звездина, не менее сильного помощника в штаб Александра Аверьянова, который работал с Гараниным в РПЛ. Нашли спортивного директора – это Артем Хачатурян, который известен на Sports.ru и разбирается в этих аспектах. Провели две-три чистки состава, чтобы собрался коллектив. Если бы мы сейчас заявились во Второй дивизион – сходу бы вышли в ФНЛ. Уверен в этом. 

– А есть такие планы?

– Нет. Букмекеры просто не дадут денег на Вторую лигу. Им это неинтересно. Непонятно, где ее показывают, кто смотрит, звезд там нет, коммуницировать не с кем. Ты просто ездишь и играешь матчи.

– Какие у «Броуков» бюджет и зарплаты? 

– Средняя зарплата – примерно 100 тысяч рублей. Это без учета квартир, которые мы тоже оплачиваем иногородним. Премиальных нет. Могли бы занижать зарплаты ради них, но тогда люди выходили бы травмированными играть. 

Насчет бюджета – 2,5 млн на зарплаты плюс квартиры, аренда полей, оборудование. Чтобы жить, нужно где-то 5 млн рублей в месяц. 

– Как появился слоган клуба «Нас не сломать – мы и так поломаны»?

– Это начало СВО, когда шоковое состояние было у большинства. Культура отмены зарождалась, мы выпадали отовсюду – и граждане, и как государство. И появилось такое настроение: нас не сломать, потому что ломать нечего. 

Мне кажется, это вообще про русского человека. Сколько всего с ним произошло в 20-м веке? Поломаны одной революцией, другой, третьей, потом смена либеральных рельс на консервативные, близкие к тоталитаризму. Про наше общество говорят, что оно не самое мобильное, что мы можем только терпеть и терпеть. Но это логично, ты устал от изменений. 

Это какая-то генетическая усталость. Людям просто хочется в одном режиме просуществовать без потрясений. Но снова не получилось. 

– У «Броуков» две формы: одна в цветах флага России, другая – в цветах флага Российской Империи. Что ответишь тем, кто считает это дешевым популизмом?

– Это стало бы популизмом, бегай мы на всех матчах с флагами России. Если бы кричали, какие мы патриоты, участвовали в государственных праздниках, просили бы под наши цвета донаты. А мы тихо и спокойно сделали форму сборной России. Нигде это не используем, просто играем. 

Изначально это мое предложение. Мой тихий внутренний протест против запрета национального флага, формы и всего остального на международных соревнованиях. Если везде запрещают, хочу, чтобы в таких цветах играла моя команда. 

– Теперь ты – босс. Сколько у тебя человек в подчинении?

– Если не брать футболистов, 15 человек точно есть. Руководство медийным клубом – учеба, которую нам бы никогда не дали. Думаю, еще пару лет в таких условиях – именно Медиалиги – и можно брать людей отсюда и назначать президентами ЦСКА, «Локомотива» и других клубов. Это будет готовый профессионал.  

– В чем феномен Медиалиги? 

– Футбол у нас существует для того, чтобы игроки, агенты, руководители клубов получали много денег. И система устроена так, что каждое лишнее слово может этих денег тебя лишить. Футбол смотрел на зрителя свысока, не плыл с болельщиком в одной лодке. И если раньше, когда покупались игроки под ЛЧ, уровень был повыше, то сейчас и он упал. 

Молодой аудитории это все не очень интересно – она российский футбол просто не смотрит. Не покупает подписки «Матч Премьер», они даже в телегах не могут его увидеть – если ты вставишь кусочек матча себе на канал, сразу бан. 

У человека просто нет возможности следить за РПЛ. Сами футболисты неохотно идут на контакт. Получается, возможность нормально смотреть футбол дают только блогеры и медийные личности. Даже если ты далеко, ощущаешь себя у бровки – и получаешь весь спектр эмоций. Это как сериал «Молодежка» про хоккей, но только про футбол и в реальном времени. 

– Батлрэп, который взлетел в 2015-м, спустя 8 лет снова вернулся в андеграунд. Качество индустрии стало заметно выше, но ушли просмотры. Что надо сделать, чтобы та же участь не постигла медиафутбол? 

– Могу сказать, что нужно сделать, чтобы та участь постигла нас. Сделать РПЛ доступной – на YouTube и в телеграме. Чтобы каждый человек мог стримить матчи на твиче, выкладывать любые эпизоды, делать обзоры. Кто-то будет нарезать фрагменты, кто-то делать реакции, топы. Ну, все что угодно. Тогда все, кто интересуется футболом, актеры, блогеры станут это постить. Плюс пустить камеры абсолютно везде: раздевалки, подтрибунка, бровка поля. 

– Предлагаешь сделать из РПЛ Медиалигу. 

– При плохом качестве футбола нужно, чтобы люди имели доступ к нему. Никто в здравом уме не будет покупать подписку, специально идти на какие-то сайты, на Rutube, чтобы посмотреть обзор матча «Факел» – «Ахмат», в котором ты не знаешь ни одного футболиста. 

Сейчас у «Матч Премьер», по-моему, 300-400 тысяч подписок. Если после года-двух таких изменений сделать подписку снова закрытой, она увеличится раз в 10, а медиафутбол сдохнет. Но таких предпосылок нет. 

– Веришь, что медиаклубы доберутся до РПЛ?

– Да. Многие ржут над 2Drots и их заявлениями, но через 4 года они будут в РПЛ. Зрительская база достаточная, подписчиков в телеграме и инстаграме* (признан экстремистской организацией и запрещен на территории РФ – Sports.ru). больше, чем у «Спартака». Про YouTube я вообще не говорю. Молодежь растет, становится платежеспособной. 

Завтра какая-нибудь «Роснефть» заходит в 2Drots – и через 4 года клуб в РПЛ. Полные стадионы по всей России. И они потянут за собой остальных: «Амкал», «Броуки». 

– Глава Медиалиги Осипов сказал, что перед последним финалом вам помогал Черчесов. Что он советовал?

– Я просто звонил людям, кто в своей жизни что-то выигрывал. А Черчесов суперуспешен: чемпионство и Кубок с «Ференцварошем» и «Легией», сборную России понятно куда он довел. Мне было интересно, что в таких ситуациях говорить пацанам. 

Многим звонил, не буду их называть. Про Черчесова рассказал Коля, я не планировал раскрывать, поэтому расскажу только про звонок ему. 

От него очень ценный совет услышал: «Смотри, мы с тобой сидим напротив. И я спрошу: «С тобой все в порядке?» Ты начнешь переживать, действительно все ли нормально. Поэтому перед финалом вообще не надо задавать никаких вопросов: готовы игроки или нет, понимают ли важность матча и так далее. Если твоя команда вышла в финал, значит, она уже сильнее 90 процентов тех, кто был в турнире. Но если команда выйдет на финал с мыслями «Все ли со мной в порядке?», «Заслуживаю ли я?», скорее всего, игроки будут зажаты. Нужно сделать так, чтобы они вышли и кайфовали. Не говорить лишних слов».

В принципе, у нас так и получилось. До последней минуты финала мы ничего не позволили сопернику. Только нестандартное действие нашего футболиста привело к контратаке и голу в моменте, когда мы уже находились в прострации. До этого трясучки не было.

– «Броуки» проиграли третий финал из трех. Причем супердраматично – игроку достаточно было выбить в аут, и победа. Он не сделал этого – и вы проиграли. Как ты это пережил?

– Никак. Приехал домой, потом на съемки. Начали обсуждать новый сезон. Все. Это жизнь. Что переживать? Никто же не умер. Ну да, ты проиграл, интересно получилось. Пацаны не заработали премиальные – вот за них обидно. Мне бы от этих 5 миллионов [рублей] все равно ничего не осталось, раздали бы пацанам. Надо дальше жить. 

– Что сказал Алишеру – тому парню, который не выбил в аут?

– Вообще ничего. Обиды у меня точно не было. Вполне мог бы представить себя молодого на его месте, когда на последней секунде в пылу борьбы полетел бы к чужим воротам, даже понимая, что лучше выбить мяч. Мне 35, а я до сих пор не научился себя контролировать в пылу азарта: что на поле, что на бровке. Пошлю кого-то на футбольном матче, а потом думаю: «Зачем я это сделал?»

Хайп медиафутбола: зачем нужны постановы и ор?

– Понимаешь, что тебя многие не любят? 

– Не думаю об этом. Для меня ценно мнение тех, с кем знаком лично: например, Безуглова, который тащит на себе спортивную медицину и науку, Осипова, который тащит медийную лигу. 

Люди не любят тех, кто слишком высовывается и не лезет за словом в карман. Это логично.

– Рефлексируешь? 

– Конечно. Понимаю, что моя вспыльчивость – тема для проработки. 

– Пытаешься работать над собой?

– В жизни – да. Что касается медиафутбола: нужно понимать, мы тут актеры. Все равно как будто есть обязанность – утрировать. А то любят же говорить: «Вы уже не те стали, нет прежних эмоций. Неинтересно смотреть». Все ждут ярких вспышек, но хотят института благородных девиц, общения на «вы». 

– О чем думаешь, когда выходит видео, как ты в раздевалке «Броуков» дико кричишь, швыряешь мусорный бак в окно? 

– Это была 100-процентная постанова. Пришел за 5 минут до перерыва, понимая, что опять проигрываем «Амкалу». Заранее открыл окно, нашел мусорку. Главная задача была завести пацанов после предыдущего поражения и плохого первого тайма. Изменить их состояние, будто они в другом мире. Требовалось что-то необычное – и я решил так. 

Когда вышел потом к запасным, сказал: «Я там такой херни натворил. Интересно, сработает или нет». Сработало. Летели 0:1, стало 3:1. 

– Такие постановы – норм? Ведь они бьют по образу Медиалиги. С одной стороны, вы пытаетесь построить трушный и открытый футбол, с другой – откровенная игра на камеру и хайп.

– А что не так? Когда тренер приходит в раздевалку и разносит ее – а этим так или иначе пользуются все, от Гвардиолы до Фергюсона – он всегда хочет это сделать? Нет, он ищет способ повлиять на игроков. В этом плане это и медийно, и честно.

По поводу яркого проявления эмоций… Эмоция болельщика – то, что нужно проработать болельщику, который стал президентом футбольного клуба. Знаешь, надо будто бы смотреть на все свысока, а я все еще реагирую как болельщик. С точки зрения имиджа – это плохо, конечно. Надо быть хитрым и сдержанным.

– Ты недавно женился. Когда понял, что это твой человек?

– В принципе, сразу. Слушай, я по жизни никогда никому не изменял. У меня были одни отношения пять лет, потом никаких, а затем начались отношения с Настей. Мне кажется, через неделю к ней переехал – и больше не уезжал. Видимо, так и бывает.

Понравилось, что она спокойная, сильная. Закончила школу с серебряной медалью, университет, в 2014-м уехала в Москву. Жила сначала с подругой в одной комнате, потом устроилась на работу. Стала менеджером проектов в крупной фирме. Купила квартиру. Это не девочка какая-то, которая плывет по жизни от ухажера к ухажеру, а состоявшийся человек, который в Москве сумел выжить и сохранить себя. Не пошла по полосе угара, тусовок и мужиков, а честно и много работала. 

Плюс мы совпали, что она тоже не тусуется, ей не нужны концерты, вечеринки, клубы. Мы переехали в Подмосковье и изредка куда-нибудь выбираемся. Здесь у меня студия, команда в Одинцово. Спокойно существуем. 

Она пытается делать из меня человека. Условно, когда окунаюсь в работу, могу не позавтракать, не поужинать – и просидеть весь день с ноутбуком. Настя тот человек, который меня прям за ухо, через споры ведет к тому, чтобы я занялся собой. 

– Как устроен твой день во время Медиалиги?

– Встаю часов в 8. Посмотрел, что происходит – написал посты в телеграм. Раздал задания смм-отделу. Где-то в 9:30 сажусь писать сценарии к роликам на ютуб. Они почти каждый день выходят. Включил камеру, свет в студии, записал, отправил монтажеру. 

Поехал на тренировку «Броуков» – поговорил с тренером, порешал вопросы, поснимал что-то и выложил. К концу тренировки монтажер смонтировал ролик, обсудили обложку. 

Дальше – приехал домой часов в 15-16. Занимаюсь организацией выезда или домашнего матча. Вопросы по игрокам, по событиями. Обмениваемся идеями по съемкам. 

Вечером снова накидал постов. Позвонили со «Спорт-Экспресс», сказали: «Напиши колонку». Написал. Вечером смотришь, что в мире происходит, снова пишешь посты. 

Плюс ЛФК для колена, футбольчик, в некоторые дни спортзал и баня. 

Алкоголь? Минус. Сейчас ты понимаешь: побухаешь, на день выпадешь. Потом не наверстаешь. Выпиваю в основном только на выездах с командой, чтобы снять нервное напряжение. 

– В медиафутболе другие деньги по сравнению с журналистикой?

– Совсем другие. Не в 5-7 и даже иногда не в 10 раз, а еще больше. Думаю, люди, кто активно занимается YouTube и медиафутболом, имеют больше 1 млн в месяц.

Причем я мог бы зарабатывать и делать еще больше, если бы клуба у меня не было. Потому что сейчас в течение дня решаю вопрос, как обеспечить клуб в 50 человек, как вывезти их за границу, как сделать паспорта россиянам и иностранцам, во что их одеть и обуть, где лечить, как лечить. А вместо этого мог бы просто ходить и делать интервью, снимать влоги и вообще создать медиаимперию вокруг медиафутбола. Я в любом случае могу работать 18 часов в сутки – для меня это не проблема.  

«Идешь за хлебом, а там кортеж с автоматчиками везет Обаму». Детство в военном городке и другой Барвихе

– Ты из военного городка Кубинка-10, который в Подмосковье. Как родители там оказались?

– Мой дедушка из Беларуси, ребенок войны. В начале Великой Отечественной ему было семь. Семья постоянно переезжала – достаточно тяжелое детство. Когда дедушка жил в Бобруйске, поступил в военную академию. Служил в Гомеле, в Харькове, где родилась мама. Тогда было распределение – тех, кто хорошо учился в военной академии, отправили в Кубинку-10. Это намоленное место – примерно там в 1941-м остановили немецкие войска. На площади стоит обелиск. 

В те годы Кубинка-10 – преуспевающая военная часть, строгий режимный объект. С территории городка просто так не выйти. Сирены два раза в день – в 9 утра и 9 вечера. Чтобы все шли на службу и возвращались с нее. Ну и чтобы в тонусе находились, были готовы, если начнется война. Помню забавный случай, когда сирена минут 20 не умолкала. Все такие: «Что происходит?» Оказалось, мужик, который за это отвечал, уснул и упал головой на кнопку. А внутри кабины не слышно сирены. 

– Мой военный городок – из Республики Коми – сейчас выглядит апокалиптично. Как у тебя?

– Хуже, чем апокалиптично. Мое детство – всегда красиво покрашенные бордюры (один беленький, другой – черненький). Кустики подстрижены, прекрасные спортивные площадки, залы. Стадион вообще идеальный. На нем выступали генералы, детские команды ЦСКА проводили сборы. Теннисные корты, хоккейная коробка. У меня мама занималась там фигурным катанием. 

Но сейчас… Такое ощущение, что городок пережил апокалипсис. Последние 10 лет люди жили в ужасных условиях: ямы в асфальте, от футбольного поля ничего не осталось, ворота повалены и заржавели. Под трибунами груды разбитых бутылок, все исписано матерными граффити. Перебои с водой и электричеством. Причем там до сих пор живет большое количество военных семей. 

Типичная российская история: часть расформировали при Ельцине – ПВО вроде как не нужны, потому что мы задружились с Западом. Землю никуда не распределили – она осталась на балансе Минобороны, но была не нужна. Одинцовский район ничего сделать не мог – городок им не принадлежал. Постепенно все разваливалось и превращалось в тотальный ад и ужас. 

Сейчас вроде бы земли передали Одинцовскому району… Хотя бы дороги сделали, Но когда будет лучше, непонятно. У меня дедушка по стадиону гулял – и на него напали бродячие собаки, покусали. Скорую вызывали. 

На месте военных частей вырастают магазины. Естественно, с алкоголем. Старики постепенно умирают, дома превращаются в неликвид. Ну, то есть ушла эпоха людей, которые действительно были преданы своему государству, Отчизне. Которые даже в нынешних условиях жизни по-прежнему все диалоги строят: «Это наша Родина». Даже несмотря на то, что вокруг происходит. 

– В детстве ты часто бывал в Барвихе. Как она связана с той, что потом стала лакшери-поселением для богачей?

– С семи лет там живу. Хейтеры часто припоминают, но это совсем не та Барвиха. Она строилась для сотрудников санатория – 5-этажные или 9-этажные дома. У нас – 54 квадрата на четырех человек, что неплохо. Дедушка получил квартиру за выслугу лет работы в Главмосстрое – и отдал маме. В общем, совсем не хоромы на 1000 квадратов со своим большим участком. 

Когда получили квартиру – это где-то 96-97 год, – была только деревня, вокруг огромное кукурузное поле, река, лес. К реке можно удобно выйти. Красивейшее место. Сейчас там по большей части пятиметровые заборы. Сотни домов стоимостью миллиард и больше, где живет вся элита. 

Удивляет, как они умудрились столько настроить и столько всего закрыть. Ты же реально живешь – и видишь только забор. Недавно на другом поле построили гимназию – и ограду метров 10. Спрашивается: зачем? Но с другой стороны, понимаешь: если ты в России заработал очень много денег, большое количество людей захотят спросить или подсмотреть, что у тебя там. 

Сейчас ты выходишь – вот это дом Шойгу. Это губернатора Воробьева либо его папы. Это дом Дюмина. Видишь, как живет российская элита. Хорошо живет. Но я не против, чтобы элита в великой стране жила богато. Это вполне логично, как мне кажется. Руководители Саудовской Аравии тоже не в квартирах обитают. У меня здесь нет чувства диссонанса. 

– В поселке находится замок баронессы Мейендорф, куда в российский период заезжали лидеры страны. 

– Там Медведев награждал игроков сборной России в 2008 году. Он любил эту резиденцию. В замок приезжали Саркози и Обама.

Помню, выходишь на улицу (в футбик поиграть или за хлебом) – и видишь огромный кортеж. У сопровождающих микроавтобусов задние дверцы открыты – там автоматчики сидят. Ты голову почесал и дальше пошел.

Но самое забавное было в санатории, который находился за замком. В нем лидеры от Сталина до Ельцина проводили время, а на выходе – церковь и аптека. В эту аптеку приходишь, а там постоянно бабули из санатория: «Дайте мне, пожалуйста, пемзочку, потому что у Геннадия Андреевича пяточки шероховатые стали». А ты понимаешь, что Геннадий Андреевич – это Зюганов. Что-то с пяточками у него, и надо, чтобы они были розовенькие. 

В СССР из замка сделали дом культуры. На месте соснового леса построили большое футбольное поле. В детстве там играли, гуляли, я выступал на отчетных концертах в музыкальной школе. После футбола могли забежать к охраннику, попросить воды. Но в 2005-2006-м нам сказали: «Поле и замок реконструируем. Заборчик поставим». Ну и все, больше мы замка не видели – наши места детства теперь за забором. Простой человек туда попасть не может. 

Если почитать «Всю кремлевскую рать», там очень много внимания уделено как раз замку Мейендорф.

«Давно пора стереть в себе русофобов»

– Ты регулярно пишешь в телеграме про политику. Из каких каналов берешь информацию?

– Ну я на все подписан. Украинские, российские ресурсы в телеграме. Европейские и американские – в X Маска. Глупо считать, что мы живем в условиях нехватки информации. Все открыто, все доступно, все на русском, потому что украинцы и паблики, и YouTube на русском ведут. 

– Зачем ты вообще пишешь про это?

– Вот мне не интересен американский рэп – я про него не пишу. Мне интересны футбол и общественно-политические события. На своей страничке пишу о том, что меня беспокоит. Политология, философия, культурология, история вообще-то были профильными предметами у меня в университете.

– Как бы описал свои взгляды? К кому тебя можно отнести? 

– Как-то на программе «Есть Тема» был эфир с одним из лидеров известной политической партии. После эфира подхожу, интересуюсь: «Какая у вас сейчас идея?» – «Да хрен знает. Уже сам не понимаю». Не потому, что человек ходит в Госдуму и наплевательски относится к своим обязанностям, а потому, что люди застряли в переходном состоянии.

Вот кто мы? В исторических масштабах только недавно была монархия. Потом мы поменяли культуру, уклад и строили коммунизм. Дальше советская элита пошла обогащаться в капитализм, потянув с собой сотни миллионов ничего не понимающих людей. Им еще вчера нужно было в пионерских галстуках ходить и возводить человечество счастья, а сегодня для выживания – голой жопой со сцены крутить. Теперь пытаемся все назад откатить, ценности вернуть. 

Но при всем этом жизнь во многих городах стала лучше. Плохих дорог если и не мизер, то общая ситуация категорически изменилась. Нет больше такой глобальной проблемы – дороги.

Да, есть значительный пласт других проблем – всем они известны, – но когда я читаю так называемых либеральных активистов, появляется ощущение, что они ненавидят и эту власть, и этот народ, и эту страну. Мечтают, чтобы она самоуничтожилась, распалась на части, стерлась с лица земли, а они бы пришли с красивыми лицами и пили раф на кокосовом молоке, заливая ролики на ютуб. 

Так получилось, что с частью подобных активистов был знаком – они не то что в стране, у себя дома или в компании друзей порядок не могут навести, вечно страдая и находясь в депрессии. 

– Если предложат пойти в «Единую Россию», пойдешь?

– И что я там буду делать? Мне сначала нужно до ума футбольный клуб довести. Я только сейчас благодаря «Броукам» начал примерно понимать, как работать и управлять коллективом в 50 человек. И благодаря медиафутболу могу открывать новые рабочие места в родном городе, платить в бюджет за аренду стадиона и, например, в будущем организовывать детские турниры. Если удастся масштабировать бизнес – будет вообще прекрасно.

Что касается политики: если почувствую за собой силу, способность с этим справиться, если к тому моменту более-менее обеспечу себя (жилье, бизнес, какая-то база, имея которую, могу работать на благо общества), тогда с удовольствием попробую. 

– Попав в систему, действительно можно что-то менять?

– Чтобы убедиться, что система перемелет тебя и что она создана только, как говорят, для перемалывания, – нужно зайти, посмотреть и попробовать. А со стороны – это рассуждения бабок у подъезда. 

Давайте уже все вместе избавляться от этих понятий: «система», «невозможно менять». Это самый простой путь. Везде, в любой организации, есть масса как достойных людей, так и негодяев.  

Пути открыты, возможностей масса, интернет под рукой. Ни в одной стране не видел настолько доступного, быстрого и дешевого интернета, как в России. Если люди не способны пользоваться тем, что под носом, это в том числе их проблема. 

Взять мою Кубинку-10, где раздолбанный стадион, куча бухла. Но если посмотреть, какие машины там ездят по убитым дорогам – это очень дорогие марки. Отсюда вопрос: что мешает людям самоорганизоваться, провести субботники, подстричь газон? Уровень осознанности нулевой, к сожалению. У нас люди считают, что им все должны. Что они живут в «Рашке» и все как-то само разрулится. Эта наша апатия передается из поколения в поколение. Сейчас все уверены, что Путин, или губернатор, или мэр должны наладить все в России и в их домах. Нет, это все попытки замещения, бегства от самих себя. 

Приведу футбольный пример из Голландии – там при полях волонтеры, дежурные, которые по очереди следят за состоянием комплекса. Скидываются по копеечке и меняют сетки, красят ворота, по очереди стригут газон, тренируют маленьких детей – и так живут насыщенную смыслом жизнь. Им даже мэр не нужен, потому что они способны самоорганизовываться. И жители Кубинки-10 могут не жаловаться на Путина, а вылезти из своих машин стоимостью в 3-10 миллионов, взять в руки веники, заказать у администрации краску и хотя бы провести субботник, привести в порядок бордюры, а не жить в хлеву. Все для этого есть.

Но если глобально говорить, надо начинать с культуры. У нас она на низком уровне. И мы пытаемся восполнить это заимствованиями с Запада, потому что сами предложить ничего не можем. В том числе – себе. 

– А что бы могли предложить в перспективе?

– Идею возведения нового справедливого государства, настроенного доказать себе и миру, что мы благородные, справедливые, изобретательные и самодостаточные. Не врубаться в политику противостояния и ненависти, которая на всех центральных каналах заняла свое место. Пропаганда необходима, но она должна быть направлена не на разрушение, а на развитие. Крутили же по ТВ «Дом-2», где несколько лет деградировали разные группы людей? Ну, давайте в отместку создадим «Городок-2», в котором на примере одного населенного пункта самые модные урбанисты покажут, как люди при минимальных затратах и кооперации смогут, организовавшись, и сделать свою жизнь интереснее, и поменять среду вокруг. 

В рамках общества нам нужно понять, что такое стыдно. Когда насрано в подъезде – это не Путин виноват, а тебе стыдно. Когда бухло валяется по всему стадиону – стыдно. Когда воровать и обманывать – стыдно. Когда дети поймут, что наркоманы, телки с OnlyFans и голая и тупая Ивлеева – это не пример для подражания, а стыдно.

Искренне верю, что нам давно пора стереть в себе русофобов, убрать постоянное желание прогибаться и соответствовать Западу. Мол, какие мы плохие, какая у нас власть плохая, что мы кого-то хуже. Я так не считаю.

– В чем для тебя разница между русофобом и тем, кто критикует, чтобы стало лучше? 

– Русофоб – тот, кто боится быть русским, стесняется этого. Кому до сих пор стыдно за Сталина, Ельцина, Николая Второго или за простого русского мужика. Русофобия – пренебрежительное отношение к русскому. Желание стереть память, да и, в общем-то, все с лица земли – лишь бы построить что-то новое по какому-нибудь формату. 

Критика же, связанная с альтруистическим желанием постепенно менять жизнь к лучшему – это прекрасно. 

– Последнее про политику. У тебя есть репортаж – из поездки с РФС от Москвы до Петербурга. В нем ты задаешься вопросом, почему 40-тысячный Макон дает миру Гризманна, а 40-тысячный Торжок – тьму вывесок «алкоголь» и «займы». Как бы ты сейчас ответил – почему? 

– Нам просто не хватает века стабильной жизни. Хотя бы двух поколений без глобальных потрясений: смен политического и идеологического курсов, масштабных войн. Чтобы люди знали: вот наши традиции, наши правила, вот мой дом, мое ремесло, мое завтра. Чтобы они чувствовали себя на месте – тогда частные переживания быстрее сменятся общественными, постепенно руки дойдут до того же Торжка. В России каждый год становится лучше, в том числе в таких маленьких городках. Но для большего нужны годы стабильности.

Иногда задается вопрос: а почему в России так мало футбольных полей, на которых можно играть круглый год? И я как-то попытался представить, сколько нужно постелить полей с подогревом по всей России в каждом населенном пункте и сколько это будет стоить. По моим подсчетам, если это реализовать одномоментно, нужно около 100 триллионов рублей. Представляешь, сколько нужно денег, чтобы прям сразу разобраться с каждым Торжком? 

***

– Лучший журналист всех времен. 

– Владимир Гиляровский. Если действительно он создал информационную сеть из мальчиков с улицы, которые за секунду могли достать любую новость из любой части Москвы, это гениально. 

Как бы это странно ни звучало, плюс-минус нравился Познер. Поразительно длинная карьера, сохранение принципов и такого состояния здоровья, при котором ты можешь играть в теннис в 85 лет. Гений. 

– За что тебе было стыдно в жизни? 

– За вспыльчивость. Могу наговорить, а через 30 секунд жалею. Работаю над этим, в последнее время грандиозный скачок сделал. Целенаправленно не сорвался примерно в 10 ситуациях, когда находился на грани и чувствовал несправедливость. С холодной головой куда легче стратегически вывернуть ситуацию в свою пользу.

– Чем гордишься? 

– Наверное, могу гордиться перед собой 17-летним, когда не знал, как жить дальше, как устроиться на работу и смогу ли я вообще стать человеком, жениться. Пытался справиться с паническими атаками, когда тупо не мог зайти в метро, потому что становилось плохо. 

Вот этому 17-летнему пацану, у которого ничего не было, могу сказать: «Горжусь тобой, ты жил по своим принципам, не был подонком, не воровал – и вроде бы стал каким-никаким неплохим человеком». 

– Как ты видишь себя через год?

– Хотелось бы в семейном плане сделать еще один шаг – к детям. Так что ответ такой: отцом.

Телеграм-канал Артема Терентьева

Фото: РИА Новости/Ярослав Неелов; instagram.com/edim_sport